Сочинения. Письма - Страница 145

145

— Так, мол, зарываешься ты, братишка Рыбников…

И фельдшер в ответ смеялся просительно и стихал на некоторое время, конечно, потому, что чего в самом деле лезть на рожон?

Раз один из буйнейших и сильнейших приискателей неожиданно выкинул фокус. Похоже было, что в него вселился дьявол. Он выгнал всех из барака, выпил все, что находилось под рукой, и сломал все, что можно было сломать; затем он ворвался в рыбниковскую лабораторию и растоптал двенадцать пузырьков капель датского короля. Рыбников рвал на себе волосы.

Затем приискатель вдруг развеселился. Он снова ввалился в разгромленный барак, сел, положил голову к себе на колени и начал петь песни, в перерыве пуская изо рта пузыри.

Демобилизованные красноармейцы три раза входили с веревками в барак, чтобы связать одержимого. Но каждый раз неизменно они вылетали один за другим в окна и двери, подобно бомбам.

Буян стрелял в потолок. А Рыбников бегал вокруг барака и, заглядывая в окна, театрально кричал:

— Безумец, что ты делаешь?!

Затем фельдшеру пришла в голову гениальная мысль. Он налил стакан слабительного и, симулируя пьяного, ввалился в барак, дико икая и предлагая распоясавшемуся приискателю выпить на брудершафт. Ему удалось легко перетасовать стаканы, и приискатель осушил слабительное одним залпом.

Через некоторое время он, изрыгая проклятья и матерщину, с безумными глазами ринулся в клозет.

Там на него навалились все скопом и, опутав ноги гачами штанов, потащили через двор, как кабана на убой.

Но на середине двора он вырвался, удачно оставив брюки в руках нападающих, и с диким криком сам напал на них.

Те рассыпались, как воробьи. Фельдшер Рыбников бежал впереди всех, прижав руки к груди по-спортсменски и надсаженно вереща.

И снова неукротимый водворился в бараке.

Тогда позвали Моторного.

Моторный побледнел, вынул браунинг и вошел в барак.

Приискатель двинулся на него медведем. Он свел браунинг с предохранителя и сказал:

— Пристрелю.

Нижняя губа у него мелко тряслась.

— Убью!

Приискатель сел на пол. Его связали.

Говорили: сам в тюрьму пошел бы, а убить — убил бы.

Моторный был твердокаменным сторонником порядка и дисциплины. Он противопоставлял свои установки анархическим установкам приисков.

Сейчас об этом говорит просто, спокойно. Но позади темные, беспутные прииски, пьяные драки…

За Моторным легко было разглядеть сплоченную группу актива из комсомольцев, демобилизованных красноармейцев.

Свежая кровь приисков.

Под их напором уступали бретгартовские прииски место приискам советским.

Они первые изобрели и провели в жизнь слова: «Социалистическое соревнование»…

Соревнование охватило сначала только две артели: артель Моторного и артель Терского (демобилизованный красноармеец).

Артели работали рядом бутарами.

Люди врывались в рыжий крупный песок двумя глубокими канавами, расположенными саженях в двадцати друг от друга.

Когда над канавами поднимались головы работающих, казалось, что вот сейчас они выскочат и пойдут друг на друга атакой.

Но в перерыве работ разгоряченные рабочие обеих партий сходились вместе пить чай, хохотали и отшлепывали стоптанными ичигами «подгорную» и украинского лихого гопака.

Потом они снова приступали к своему делу.

Входя на «вал» своей «ямы», теровцы кричали:

— Оставили, держись, кацапы!

И язвительно громко отвечали им из партии Моторного:

— Держи карман шире. Мотри, гимберы взмокли.

Моторный размешивал породу на решете. Галька гремела под лопатой.

— Ог-ге-гей! — кричал Моторный, раскрасневшись лицом и играя мускулами обнаженных бицепсов.

— О-ге-ге! Даешь темп!..

— Темпу! — вторили приискатели.

Работа разгоралась.

Теровцы тоже нажимали. Они не хотели уступить пальму первенства. Работали угрюмые, до испарины, до ссадины на руках. В такт напряженной работе текли недели. Соцсоревнование протекало с переменным успехом. Золотодобыча на делянках усиливалась.

На очередном собрании приисков Моторный горячился и размахивал руками:

— Товарищи… комсомол есть застрельщик… усилим наш советский… золотой фронт…

1930

Письма

1. Р. Ивневу

12 декабря 1926 г. Хабаровск

Милый Рюрик Александрович!

Приехали мы с Андрюшей в Хабаровск так скоро, что поцелуи — которыми Вы нас благословили, отправляя в дальний путь — еще не успели растаять на губах.

А в душе они будут жить всегда.

Остановились мы здесь во 2-й коммун<истичес-кой?> гостинице, № 5, — как и подобает восходящим звездам литературного мира.

Лев Осипович встретил нас так, что мы остались очень довольны. Дал письмо к этому… как его… к Казину. Хочет еще кое к кому написать.

Хабаровск после Владивостока — рай. Великолепная погода, снег и широкие улицы.

Я Вам написал стишОк тут маленький тОкОй в дО-роге — так вОт и пОсылаю. Уж Вы извините, пожалуйста, чтО не ОбрОбОтан.

Здесь тОже кОе-что пишу… Так… О Киргизии да О СахОлине.

Читали мы с Жучковым стихи на Хабаровском Л. X. О. — пОнравились. «Бухта» особенно. Наверно, удастся кое-что втиснуть.

…Но пока до свидания.

С дороги еще напишу. Ешшо. Здесь нас знакомят со многими, и я пристроился к одной особе (лет 23).

П. Васильев. 19 12/XII 26 г.

г. Хабаровск.

P. S. Если Вас не затруднит, так следите в Университете за присылаемыми мне письмами. Потом перешлите в Москву. Ждите стихотворение, которое Вам посвящаю — работаю.

145